[Набор в Биг-вар] SunRise! Соло и КП! Идет набор в разные КП

[Jiaying]

Она бежала сквозь тьму, сквозь ловушки, сквозь призраков прошлого. За ней охотились, но никто не мог поймать ту, что уже не принадлежала ни миру теней, ни миру света. На границе подземелий она остановилась, впервые почувствовав на лице прохладный ветер. А над ней сиял месяц — огромный, серебряный, как меч справедливости.

 

[Jiaying]

На поверхности её встретили с подозрением. Люди боялись её тьмы, эльфы верхнего мира не верили, что дроу может быть иной. Но Мираэль не просила доверия. Она лишь хотела жить без крови на руках, без лжи в сердце.

 

[Jiaying]

Она стала стражем ночи — той, кто ходит между мирами. Помогает тем, кого преследуют, защищает тех, кто потерял путь. Говорят, что если в полнолуние вы услышите тихую песнь на древнем языке эльфов — это она проходит мимо, окутавшись плащом из теней, но с сердцем, наполненным светом.

 

[Jiaying]

В начале времён, когда мир был лишь замыслом в пустоте, родилась Она — К’залара, Богиня Разрушения. Не злая, не мстительная, но всепоглощающая, как бездна, как ураган, как огонь, что сжигает старое, чтобы дать место новому.


Её не рисуют в храмах. Её имя не произносят вслух. Но каждый, кто видел, как рушится гора, как исчезает город в пепле извержения, как буря сметает лес — знает её прикосновение. К’залара — не убийца. Она — Перерождающая. Та, что разламывает цепи застоя, что смеётся над гордыней тех, кто строит башни до небес, думая, что они вечны.

 

[Jiaying]

Согласно древним легендам, когда первые народы забыли страх и благоговение перед миром, когда стали считать землю своей собственностью, а звёзды — лишь украшением ночи, К’залара спустилась. Её ступни не касались земли — она танцевала над ней, и каждый шаг её был землетрясением. Её волосы, сотканные из пепла и молний, развевались, как штандарты конца. Глаза её — два вращающихся вихря — смотрели не на города, а сквозь них, в саму суть их гордыни.

 

[Jiaying]

Она не говорила. Она пела — песню, от которой трескалось небо. И когда её танец завершился, великие башни легли как скошенная пшеница, реки изменили русло, а море поглотило острова. Но на пепелище, где прежде был город, через год зацвёл луг, на котором никогда не росло ничего.

 

[Jiaying]

Жрецы других богов проклинали её. «Это наказание!» — кричали они. Но старые духи, те, что помнят, как мир родился из хаоса, кланялись в пыль. Они знали: без К’залары не будет обновления. Без разрушения — нет роста. Без смерти — нет жизни.


С течением веков люди стали забывать. Они строят крепче, заклинают стены, призывают защитников. Но К’залара не гневается. Она ждёт. Потому что она — не враг времени. Она — его дыхание.

 

[Voronkov]

как эта помойка в биг варе?

 

[Jiaying]

Иногда, в тихие ночи, когда ветер свистит в руинах древних городов, говорят, можно увидеть тень на горизонте — высокую, грациозную, с факелом в руке, что не освещает, а сжигает. Это Она проходит. Не для того, чтобы уничтожить всё. А чтобы напомнить: ничто не вечно. И в этом — красота.

 

[HELIXX]

как эта помойка в биг варе?

Они не в бигваре, это очень слабый мусор
В начале сотки засосутся с юраськой хард_отсосом, если это не поможет - пойдут в мид-вар)

 

[Jiaying]

Однажды, когда человечество построит последний свой храм и объявит себя богами, она вернётся.
И в последнем танце, когда звёзды погаснут, а океаны вскипят,
она улыбнётся —
и начнётся всё сначала.


Ибо разрушение — не конец.
Оно — колыбель нового мира.

 

[Ardentis]

Ап

 

[Jiaying]

Он не носил меча, не спасал королевств, не убивал драконов.
Но без него мир был бы тише, серее — как песня без музыки.


Его звали Лютик. Или, если по-настоящему — Йеннифэр (но это имя он использовал только в самых отчаянных обстоятельствах, например, когда его ловили на лжи или когда пытался втереться в доверие к богатой вдове). Большинство знало его как поэта, барда, лжеца, дуэлянта с сомнительной репутацией и лучшего друга Геральта из Ривии — ведьмака, который, как утверждал Лютик, «не понимает шуток, но обожает, когда о нём поют».

 

[Jiaying]

Лютик появлялся в тавернах, как внезапный порыв ветра — с гитарой под мышкой, улыбкой до ушей и глазами, полными озорства. Он мог за пять минут втереться в доверие к пьяному купцу, за десять — влюбить в себя жену графа, а за полчаса — оказаться в канаве с разбитым носом и пустым кошельком. Но он всегда вставал. Потому что Лютик, как бы ни падал, никогда не переставал петь.

 

[Jiaying]

Он писал песни о любви, хотя сам в неё не верил — или, может, верил слишком сильно. Песни о Геральте — о его подвигах, о его холодности, о его странной привязанности к Цири. Он приукрашивал, конечно. Ведьмак рубил бандита — а в песне Лютика он сражался с семью демонами в одиночку, спасал принцессу и уезжал на белом коне под шквалом поцелуев. Геральт ворчал, но слушал. Иногда даже улыбался.

 

[Jiaying]

Лютик был трусом. Когда чудовище вылезало из болота, он первым прятался за спину ведьмака. Но он был и храбрецом — не тем, что сражается мечом, а тем, кто говорит правду в лицо королям, кто поёт о свободе, когда вокруг шпионы, кто остаётся верным другу, даже если это грозит тюрьмой.

 

[Jiaying]

Он любил Цири, как дочь. Или как младшую сестру. Или как героя своей следующей баллады. Наверное, всем этим сразу. Когда она исчезла, он не переставал искать её. Он пел о ней в каждой таверне, в каждом городке — не ради славы, а чтобы её имя не забыли. Потому что если о человеке не поют — значит, он умер дважды: в жизни и в памяти.

 

[Jiaying]

Он пережил осады, пожары, инквизицию, дуэли на шпагах и сердечные разбития (их у него было, как минимум, семнадцать — он вёл счёт). Он терял друзей. Он терял себя. Но каждый раз, когда казалось, что Лютик сломлен, он доставал гитару, настраивал струны и начинал:

«Был один ведьмак — суров и нем…»

 

[Jiaying]

Лютик — это не просто менестрель.
Он — голос эпохи.
Он — память о тех, кого забыли.
Он — смех сквозь слёзы.
Он — тот, кто напоминает, что даже в мире, полном тьмы, монстров и предательств,
всегда найдётся место для песни.
Даже если она написана пьяным поэтом, который боится тараканов,
но не боится сказать правду.

 

[Jiaying]

В Венгерберге, где туман — как дыханье ночи,
Где волны шепчут имена утопленниц,
Родилась девочка — хрупкая, больная,
С сердцем, что рвалось сквозь цепи страданий.


Не красота ей была дана от природы,
Но воля — как молот, как пламя в грозу.
Она сказала: «Я не раба своей судьбы!» —
И шагнула в Арад-Варл, в пучину мечты.